Самые популярные персонажи римской древности – Цезарь, Октавиан, Антоний с Клеопатрой, хулиганы Калигула и Нерон, развратная Мессалина… Да, еще Спартак. Читая краткое изложение истории античного Рима, для путеводителя или для школьной программы, нарываешься на недоумение: как это, сплошной упадок и кризис, за счет чего тогда Рим простоял тысячу лет?
Кризисы интересны, упадок кинематографичен.
Золотой век Римской империи не очень моден: мало событий, сюжет из жанра трагического пеплоса сползает в семейную драму – кого это увлечет? Императоры сестер не трахают, матерей не убивают, некоторые даже женам не изменяют, во всяком случае громко. Траянский конь наверняка имел место в истории, он куда более реален, чем Троянский конь; но, в отличие от Троянского коня, никому не нужен, подумаешь, конь Траяна, жил накормленный и умер своей смертью.
На месте иное впечатление. Именно II век нашей эры встречает тебя повсюду, разумные лица Траяна, Антонина Пия и Марка Аврелия вызывают уважение как к ним самим, так и к уровню римской портретной скульптуры. А уж император Адриан через два дня становится старым знакомым – он везде, словно до сих пор правит Италией попеременно с сидящим под домашним арестом Сильвио Берлускони.
82 года правления четырех императоров, с 98-го по 180-й – это вершина Рима с точки зрения государственного устройства.
При Траяне был достигнут пик территориальной экспансии. При Адриане – пик материального благополучия. При Антонине – пик спокойствия. Марк Аврелий особый разговор.
Траян правил 19 лет. Адриан правил 21 год. Антонин Пий правил 23 года. Марк Аврелий правил 19 лет.
Марк Аврелий – это миг просветления, в его лице империя осознала себя.
***
Однажды мы с моим очень образованным другом собрались пить. На дворе стояло лето. Теперь-то я летом пью исключительно свежее холодное пиво из кега, а в те времена я позволял себе плебейские замашки.
Повода не было. «За что?» повисло в летнем воздухе. На стене в его крохотной, забитой книгами квартирке висел пережиток – отрывной календарь.
— Ну, давай за 13-е августа, – предложил кто-то из нас.
— За 13-го августа? – переспросил другой.
— Э-э… щас подсчитаем… ага… ну, давай: приличный человек.
Мы цокнулись и бахнули.
— Раз так, то давай и за его коня, – предложил кто-то из нас, наливая вдогоночку.
Вот таких собутыльников, понимающих тост с полуслова, иногда очень не хватает.
***
Да, но Марк Аврелий – это 16-й август. И между 13-м и 16-м в Риме было довольно-таки неплохо.
Конная статуя возвышается на Капитолийском холме, в наипрестижнейшем и наиважнейшем месте Вечного Города, и есть в том высокая-высокая справедливость.
Рим взял всем, он опередил окружающие народы в организации, в праве, в войне, в глубокой изощренности своих интриг. Он опередил в добродетели и в разврате, хотя, казалось бы, невозможно преуспеть и в том, и в другом, но Рим смог – не в моменте, конечно, а в протяженности. Однако Рим уступил Греции в философии, Рим позаимствовал у Греции богов (хорошо не всех), театр, сюжеты, продолжил греческий эпос, выведя собственную родословную из гомеровского эпизода. Адриан был законченным филэллином, Сенека был стоиком, говорить по-гречески считалось признаком римской образованности. Римляне учились афинской философии и ничего не умели ей противопоставить. Ну, кроме легионов.
Все эпигоны и плагиаторы. Все!
За исключением одного человека. И человек этот был императором.
Марк Аврелий записывал мысли для себя. По нынешним временам это даже не блог. Скорее дневник, спрятанный под паролем. Еще вчера прятали под подушкой.
Однако личный дневник, пробившись сквозь века – века средневековья, века христианской ортодоксии, века инквизиции – единственный встал на равных с римской стороны против греческой философии.
Марк Аврелий и в виде конной статуи сохранился лишь потому, что его перепутали с Константином. Прочих переплавили.
«Помысли себе, скажем, времена Веспасиана; всё это увидишь: женятся, растят детей, болеют, умирают, воюют, празднуют, занимаются торговлей и земледелием, подлещиваются, высокомерничают, подозревают, злоумышляют, мечтают о чьей-нибудь смерти, ворчат на настоящее, влюбляются, накапливают, жаждут консульства, верховной власти. И вот нигде уже нет этой жизни. Тогда переходи ко временам Траяна – снова всё то же, и снова мертва и эта жизнь. <…> Имена прославленных когда-то людей ныне – вроде как забытые слова: Камилл, Цезон, Волез, Дентат; а там, понемножку, и Сципион с Катоном, затем и Август, потом Адриан, Антонин. Всё переходчиво, всё быстро становится баснословием, а вскоре и совершенное забвение всё погребает. И это я говорю о тех, кто, некоторым образом, великолепно просиял…»
Марк Аврелий фактически приговорил Римскую империю. Собой.
Император, достигший вершин философии, вершин осознания, причем не проигравший – дураков-философиков в истории тоже хватает, – а сравнительно благополучно правивший до уважаемого возраста… Сравнительно, ибо умер все-таки от чумы. Император-мудрец, на самом-самом-самом верху мирской власти сохранивший свободный дух нищего пророка…
У Греции за пазухой козырем хранится великий диалог Александра и Диогена. Покоритель Вселенной Александр решил увидеть презревшего мир Диогена. Тот, как известно, арендовал бочку. С блестящей свитой явившись к бочке, красавец Александр узрел вальяжно развалившегося бомжа: в средиземноморском климате это осуществимо. «Скажи, что ты хочешь, – обратился к нему Александр, – и я выполню любое твое желание». Свита замерла в позе готовности. «Отойди, – лениво сказал Диоген, – ты заслоняешь мне солнце». Александр оценил. Его слова: «Если бы я не был Александром, я бы хотел быть Диогеном» вошли в анналы. Как и ответ: «Мне желать нечего, я уже Диоген».
Но даже этим двоим не пришло в голову объединить.
А Богу пришло. И получился Марк Аврелий.
После него, после 180 года империя сползала только вниз, ибо после расцвета всегда приходит закат.
«Человек! Ты был гражданин этого великого града. Что же тут страшного, если тебя высылает из города не деспот, не судья неправедный, но введшая тебя природа? Словно комедианта отзывает с подмостков занявшийся им претор. “Но я же сыграл не все пять частей, три только”. – Превосходно; значит в твоей жизни всего три действия. Потому что свершения определяет тот, кто прежде был причиной соединения, а теперь распадения, и не в тебе причина как того, так и другого. Так уходи же кротко, ведь и тот, кто тебя отзывает, кроток».